За 32 года в моей жизни много чего произошло: эмиграция в Америку, замужество, рождение сначала тройни, а потом и остальных детей. За последние 10 лет я успела пожить в разных штатах, посетить роддома три раза, повидать разных врачей с их мнениями и методами. Сегодня мой рассказ о последнем опыте — родах моего пятого сына, которые случились всего 2 месяца назад.
— Доктор, я хочу рожать 9 числа! — бодро заявила я своему врачу, когда тот поинтересовался датой, на которую я хочу назначить свое кесарево сечение.
— Это вторник?
— Не знаю, это 9 число.
— Это вторник. Я по вторникам роды не принимаю.
— Я хочу рожать 9 числа! Это важно!
— Могу в среду, хотите?
— Не хочу, хочу 9! Надо 9!
— Но у меня выходной!
— Я Вам праздник сделаю, — засмеялась я, — с меня бутылка хорошего вина, если Вы измените своему привычному расписанию.
— Договорились!- заулыбался доктор, и мы пожали друг другу руки.
Как обычно, всю свою беременность я бегала по утрам минимум 5 миль каждый день, несмотря на погоду и настроение. В предыдущий раз, когда рожала четвертого, я по привычке вышла на такую утреннюю пробежку, о чем тогда сильно пожалела. Учитывая тот факт, что есть до операции нельзя с вечера предыдущего дня, то пока я дошла до операционного стола, я уже была настолько голодна и раздражена, что была готова съесть самого врача вместе с его инструментами. Одним словом, на этот раз, решив сэкономить калории, свою утреннюю пробежку я отменила. Как специально пошел дождь, и мне не было так обидно, когда проснувшись в 7 утра я не направилась, как обычно, переодеваться в спортивную одежду.
Операцию назначили на полдень, а значит в больнице нужно было быть в 10 утра. За много лет в расслабленной Америке мой муж, в отличие от меня, совершенно разучился быть пунктуальным. Хоть до больницы было ехать всего 10 минут, опоздали мы на добрые 20. Только ленивый не напомнил нам по приезде, что мы опоздали.
— Вот Вам Ваши пропуска. Если бы Вы опоздали еще больше, то я бы ушел, — заметил принимающий, протягивая карту здания.
— Вы опоздали на 20 минут. Проходите, раздевайтесь, сейчас придет анестезиолог, — сказала медсестра на этаже и провела нас в палату. Мне выдали милого цвета халатик, носочки, тапочки, а мужу — наряд голубого цвета и симпатичную шапочку.
— Из-за опоздания мы немного задержимся, как раз минут на 20, поэтому будьте к этому готовы — сквозь зубы процедила женщина со шприцем.
Я не выдержала и покосилась на мужа.
— Все из-за тебя и не надо теперь улыбаться! — обозлилась я. Муж толкнул меня под бок и ещё более широко улыбнулся.
После того, как медсестра с первого раза не попала в вену, чтобы вставить капельницу, все мои угрызения совести быстро сошли на нет, и теперь уже я на них смотрела насупив брови.
Выслушав долгую речь анестезиолога, широкой подписью я согласилась со всеми возможными последствиями, уточнила свою реакцию на аллергичные медикаменты и выразила желания уменьшить планируемую дозу, так как худа, и мне действительно достаточно совсем немного лекарства, чтобы их задумка осуществилась, и нижняя часть моего тела во время операции погрузилась в полное онемение. Врач так и сделал. Сравнивая свой опыт обезболивающих на этот раз с тем, что мне давали еще только 3 года назад, могу с уверенностью сказать, что за это время был сделан огромный прогресс в этой области, и спинная анестезия, которую я получила в этот день, была гораздо легче, чем много лет назад.
Процедура подготовки происходила быстро, — все очевидно спешили из-за моего опоздания. Меня перевезли в операционную, познакомили еще с 4 сестрами и усадили на край стола. В этот момент вошли два моих врача: основной и его ассистент, которым оказался молодой доктор, когда-то принимавший роды моей тройни. Меня усадили на стол для анестезии. Спереди подошел мой врач, взял меня за руки, попросил вдохнуть и выдохнуть. В тот момент я почувствовала, что мне вкололи лекарство.
— Ауч!
— Больно? — спросил врач.
— Нет, нормально. Как у Вас дела?
— Ничего, спасибо, — улыбнулся врач. Хорошо, что я согласился на операцию сегодня. За окном дождь, все равно делать нечего, сидел бы дома и телевизор смотрел, а тут хоть делом занялся.
Мы оба засмеялись.
С каждой минутой моё тело мягко погружалось в «покой», при этом голова находилась в состоянии легкой бодрости. В прошлый раз я чувствовала легкую сонливость, а в этот раз, если бы не ноги, которых я уже не чувствовала, могла бы вести умные дискуссии на разные темы. Меня распластали как Иисуса Христа на крестоподобном столе, закрепили руки, ноги. Все кругом суетились, свет был ярким, и мне не терпелось скорее включиться в процесс.
— Вы очень худая! Ребенка сквозь Вас видно! Он так активно двигается! Ой, смотрите, рука! Ничего себе! Кожа как прозрачная! Вы очень худенькая! У нас тут целое шоу! — смеялись сестры в последние минуты перед операцией.
— Да, могу себе представить, я это шоу уже 9 месяцев наблюдаю, — смеялась я в ответ.
— Муж войдет тогда, когда мы начнем. Буквально через несколько минут, — сказал доктор. Я кивнула головой.
В этот момент передо мной повесили отгораживающую мою голову от зоны операции голубую «шторку» и подняли её так высоко, что местами она наклонилась на меня, и мне казалось, что меня закрыли этой шторкой полностью.
— А почему так высоко? — раздался вдруг недовольный голос женщины-анестезиолога. — Мне же ничего не видно!
По её просьбе шторку опустили и здесь произошло немыслимое!
Отражатель огромной лампы, нависшей над операционным столом, стал для меня большим зеркалом, в котором я вдруг увидела свой живот, полностью всю зону операции и руки врачей с их инструментами. Шторку опустили всего на 2-3 см, но этого хватило для того, чтобы сделать из меня случайного свидетеля всего происходящего с моим животом.
— О, мой Бог! — прошептала я и попыталась отвернуть голову в сторону, но то щекотливое ощущение, которое ты испытываешь при виде запрещенных сцен, когда и интересно — и неприятно, и нельзя — и хочется. Когда все это вместе навалилось, я, конечно, не выдержала и не смогла оторвать глаз о того, что поневоле наблюдала в зеркале лампы. Я хотела сказать, крикнуть врачам или сестрам, что вижу слишком много, что, может быть, мне нельзя это видеть, но не смогла. Я дар речи потеряла, а когда он ко мне вернулся, то я поняла, что такое кино бывает только раз в жизни, и я не могу его пропустить. Никак не могу!
Операция началась! Руки врачей засуетились, перед моими глазами заблестели инструменты и полилась кровь.
— Как ты? — раздался голос со стороны. Это был муж.
— Нормально, — не сильно отвлекаясь на него кинула я. Ты давно тут?
Меня резали и резали, руки, перчатки, кровь, ужасающие щипцы, крючки. Выглядело это всё так, словно машиной времени меня перенесло в XIV век, куда-нибудь в Англию Тёмного Времени, так как инструменты, что сейчас пачкались моей кровью, выглядели точно такими же, какими я их представляла из литературных описаний тех лет. Жуть! Но так интересно! Мой мозг работал в режиме активного зрения, но не ощущений физических. Из-за анестезии я не соотносила то, что вижу с тем, что это происходило со мной. В тот момент я ни на что не обращала внимания. Муж сжимал руку, сестра со мной разговаривала, а я просто смотрела в зеркальную лампу.
— Сейчас мы будем вынимать ребенка, — сказал вдруг врач. Но я это и без него уже знала, а если уж быть точнее, то он уже его вынимал, так как я это увидела гораздо раньше, чем врач это озвучил. Что-то большое и синие, такое бесконечное… Это был мой новорожденный сын! Раздался крик младенца.
— Слышишь? — спросил муж. А я не слышала, я видела!
Такое странное чувство, которое мне дала полная невероятность увиденного, то чувство, словно я наблюдала за кем-то, но не за собой или за собой, но необычно сверху, словно я уже умерла и смотрела за рождением себя, жизни, смотрела то кино, которое мне предстояло прожить. Это чувство поразило меня в самую глубину моего сердца. Вот это да! Никто этого не видит так, как сегодня увидела я! Вот это опыт! Меня трясло и радовало, шум и голоса людей, крик ребенка заполняли комнату.
Мужа попросили перерезать пуповину, после чего ребенка положили мне на грудь.
— Хм, это что-то новенькое, да, доктор? — поинтересовалась я, так как раньше ничего подобного в этой клинике не делали.
— Да, считается, что ребенок быстрее успокаивается, если чувствует сердцебиение матери, — пожал плечами врач.
И действительно, малыш мгновенно замолчал.
— Доктор, чудеса! Скажите, только честно, ему ведь никакой разницы, если его положить на собачку или еще что-то теплое с сердцем, да? Доктор засмеялся.
— Заканчиваем операцию! Сейчас мы Вас будем зашивать.
— Звучит заманчиво, — улыбнулась я и снова погрузилась в свое «кино не для слабонервных».
Четыре руки заработали, задвигались, появились иглы, нитки. Вторая часть «представления» была не такой интересной: тогда я уже слышала голоса врачей, которые обсуждали какие-то планы на отпуск и прочие бытовые мелочи.
— Ок, мы закончили! Отличная работа доктор!
Тут я увидела, как врачи подали друг другу руки — такой классический конец хорошего голивудского фильма. Ура! Счастливый конец!
Постепенно все разошлись, ребенка унесли сестры, а меня, довольную и в легком шоке увезли в мою палату.
В первый день я отказалась от еды, так как после всех лекарств аппетита просто нет, да и напрягать изрезанное тело раньше времени просто не было смысла. Пить же хотелось неимоверно, но в первые часы можно было только сосать лёд, что, если честно, походило на издевательство над страдающими.
Так как в движениях после такой серьезной операции я была, мягко говоря, ограничена, то на ноги мне надели специальные электрические массажеры, которые сжимали и разжимали их каждые несколько секунд, стимулируя тем самым кровообращение.
Сколь бы мне здесь в этот раз полежать? — думала я, разглядывая пульт от телевизора.
— Тук-тук! — в комнату вошла сестра и принесла специальные браслеты, которые дают каждому в родильном отделении.
Одни из них идентифицирует тебя с ребенком, второй напоминает о том, что ты все еще под наркозом и можешь упасть, если решишь пройтись, третий — жесткий, пропуск с ребенком на улицу. Если кто-то попытается ребенка украсть, то в комнате охраны зазвенит сигнал опасности. Четвертый рассказывает врачу о том, какие медикаменты Вам дали и какие еще предстоит принять.
— Вот Ваше меню, внизу карты номер телефона. Вы можете заказывать любую еду с 7 утра. Обычно на изготовление заказа уходит примерно 30 минут. Учитывайте это, — сказала медсестра и поставила графин с водой и льдом на стол, а меню протянула мне,
— Хорошо, уже звоню! — сказала я и принялась изучать блюда из красивой брошюры.
Мягко говоря, я была немного в шоке. Передо мной лежало большое меню серьезного ресторана. Каждое блюдо имело указание калорий и размера, а уж выбор был просто удивительным. Здесь было всё: закуски, салаты, супы густые и жидкие, мясо, курица, рыба, креветки, и всё не в одном виде, овощи на гриле и вареные, блюда из итальянской кухни и азиатской. Отдельное внимание уделялось кошерным блюдам, был и раздел для вегетеринцев с тофу, соевым молоком, хумусом, яблочным пирогом и гречневой лапшой. Булочки, кексы, мороженое, любые напитки, десерты!
— Здесь всё очень вкусно! Приятного аппетита! — улыбнулась медсестра и закрыла за собой дверь.
«Сколько бы мне здесь в этот раз полежать?» Да я тут жить останусь!
Время летело быстро. Я радовалась покою, вкусно ела, отдыхала, болтала с друзьями через интернет. Периодически приносили ребенка, я его кормила из бутылочки, после чего его уносили. Иногда я отказывалась его кормить, так как хотела побыть в тишине и сытости, посмотреть в окно, посмотреть телевизор или просто поговорить с мужем по телефону. У меня было всего три дня, чтобы отдохнуть от моей большой семьи, забот, готовки, криков, вопросов и т.д. и т.п. Мне кажется, что я никогда так не ценила время, как делала это в этот раз. Каждая минута, час — казались мне даром небес, невозвратной возможностью, единственным шансом по-настоящему вдохнуть и выдохнуть. Так я и делала. В американском роддоме ребенка приносят часто и навязчиво, но прежде, всё-таки, спрашивают, хочу ли я видеть его.
— Вы точно не хотите сами кормить Вашего ребенка? — спрашивала медсестра. Вы же смесью кормите?
— Да, смесью, но кормить не хочу, покормите его сами, пожалуйста.
Я чувствовала себя на курорте. Вот мои три законные дня отпуска — мои часы мира и гармонии с собой, в которых я чувствовала себя просто великолепно.
— Тук-тук!
— Да! Войдите!- сказала я и выключила очередное кулинарное шоу.
— С Вами хочет поговорить социальный сервис.
— Что???!!!
— Добрый день. Меня зовут Рубен.
Если бы в тот момент на землю упал метеорит, то поток всепоглощающей сжигающей энергии мог бы сравниться с тем, что испытывала я.
Что??? Социальный сервис??? Вы смеетесь??? К матери пятерых детей??? Меня как молнией ударило. Дыхание стало прерывистым, а руки сжались в кулаки. Мне улыбался человек средних лет, мексиканской наружности с идеально белыми зубами.
— Нам сказали, что Вы отказываетесь принимать своего ребенка. Вы знаете, что есть такое понятие «единения»?
Дальше помню «туман»… Я смотрю на этого маленького человечка — мужчину, который, как минимум, никогда в своей жизни не рожал, зато через несколько минут будет рассуждать о сложностях материнства и единения с ребенком, говорить мне о том, что я должна делать, как себя в данный момент (после родов) ощущать, к чему стремиться и как себя вести, будет наставлять на путь истинный и пугать разными инстанциями.
— Добрый день, входите,- сказал я и улыбнулась, отложив пульт телевизора в сторону. Чем могу помочь?
— Нам сказали, что Вы не хотите кормить своего ребенка.
Ох….
В тот момент я представила, как минимум десять ближайших минут должна и буду рассказывать ему о своей семье, очень специфическом в их понимании и совершенно нормальном в моем понимании отношении к детям, как буду доказывать свою вменяемость и социальную пригодность в роли матери. Мне стало жутко жалко свою жизнь и эти десять удивительных минут, что я могла бы провести, смотря очередное глупое шоу по телевизору, вместо того, чтобы тратить это время на мистера Рубена.
— Мистер Рубен, известно ли Вам, что я мама уже пятерых детей?
— О! Нет! Как здорово! Поздравляю!
— Спасибо, но я не об этом. Известно ли Вам, что такое быть мамой пятерых детей? С этими горшками, с готовкой, подстриганием ногтей, волос, стиркой, с мыслями о том, что завтра им всем, мистер Рубен, им ВСЕМ снова нужно будет давать уроки русского языка: учить писать и читать.
— Вы русская?
— Да, русская, но я не закончила. Вы здесь для того, чтобы сказать мне, что я что-то делаю не так, верно?
— Верно, мне сказали, что Вы не хотите кормить своего ребенка, что у Вас с ним нет связи, что Вы сторонитечь его и не хотите контакта.
Ох….
— И Вы это серьезно? — спросила я.
Мне снова стало жутко жаль свою жизнь и время, которое я была вынуждена тратить на этого человека.
— Вы, мистер Рубен, должны понять одну простую вещь. Я в этой больнице, нахожусь не на операции и родах, как многие из Ваших посетителей, а на каникулах!!! Меня четверо детей ждут дома. К примеру, чтобы уехать сюда, мне пришлось готовить 20 блюд, закупать десятки продуктов, чтобы быть уверенной, что вся моя семья сыта и без проблем проживет это время без меня. Самое обидное, что когда я вернусь домой, мне сразу снова нужно будет готовить 20 блюд и ехать в магазин за продуктами. Помимо этого у меня есть няни, которые полностью зависят от меня, я должна следить за банковским счетом всей семьи, и муж, за счастливой жизнью которого я должна не просто наблюдать, но и в ней учавствовать. Вам повезло, мастер Рубен, последнего у Вас нет.
Он засмеялся.
— Понимаете, я тут в отпуске. Я бегу не от пятого сына, я отдыхаю от предыдущих четырех!
Наступила пауза.
— Вам, конечно, сложно понять, но я, как никто другой, знаю, сколько сил от меня потребуется, когда наш новый член семьи, замечу, пятый член семьи, войдет в наш дом. Как мне на голову свалятся еще с десяток новых проблем и забот, — продолжала я. И Вы упрекаете меня в том, что я взяла 3 дня выходных от всех? Я плачу за каждый день проведенный в этой больнице, где медсестры-няни, мистер Рубен, включены в счёт! Уж пусть изволят и отработают мои деньги, так как через три дня уже я буду снова работать няней и не несколько дней, всю свою оставшуюся жизнь!
Человек сидел возле окна и что-то судорожно записывал в книжку.
— Рубен, правда, давайте это закончим. Честное слово, давайте сохраним и Вам и мне энергию и настроение. У меня столько забот и мыслей на разные темы в голове, что лень даже начинать говорить. Вы же все уже сами понимаете. А еще… я телевизор в жизни не смотрю, а иногда хочется. Можно я сейчас посмотрю телевизор?
— Да, кажется понимаю. Так Вы сказали, что Вы из России?
— Из России.
— Я, если честно, сразу понял, что Вы «европейская женщина» (знать бы, что он имел в виду). У Вас другие нравы. Вы сильная, я точно знаю.
— Спасибо, Рубен, мы плакать не умеем. Могу я Вам еще чем-нибудь помочь?
— Нет, думаю, что с Вами всё в полном порядке.
Пожелав всего самого лучшего моей семье, социальный сервис в лице мексиканского человека ушел. Дверь за ним захлопнулась, а я погрузилась в мягкий дневной сон, которого мне так не хватало все эти месяцы.
Вечером пришел муж.
— Ко мне социальный сервис приходил, — заявила я мужу. В тот момент по телевизору показывали какую-то молодежную программу. Ведущей была блондинка лет 25 с огромной грудью 3 размера от которой я глаз не могла отвести.
— Что???!!!
Муж явно был в шоке, так как выпучив глаза, активно ходил по комнате.
— Вот это женщина! Какая грудь! Где такую дают?
— Ау! Какая грудь? Ты понимаешь, что эти люди отбирают детей, если их что-то не устраивает, они лишают родительских прав! Ты понимаешь?
— Дикари, что с них взять, — расслаблено заявила я и откинула на подушку, которые, кстати, там были удивительно хороши.
Женщина в телевизоре напоминала ожившую куклу Барби.
— Что ты им сказала ? — не унимался муж.
— Где таких женщин делают? Удивительная красотка!
— Что ты им сказала?- повторил испуганный муж.
— Что пристал, что думала, то и сказала.
— Этого я больше всего и боялся. А они?
— Ничего. Не пугайся, мы только мило поболтали, — улыбнулась я, выключая телевизор.
— Знаю я твоё «мило поболтали», — сострил муж.
— Ну, так где же их таких красивых делают? — не унималась я.
— У пластического хирурга, — засмеялся муж и крепко прижал меня к себе.
Три дня прошли как один. Врачи щедро кормили меня медикаментами и обезболивающими, о которых я часто деликатно отказывалась, каждые 2-3 часа измеряли пульс, давление, проверяли живот. Ребенка приносили, когда я просила, а не когда этого хотели медсестры. На территории больницы был небольшой садик, где уже на со второго дня я пыталась прогуливаться и дышать свежим воздухом. Обычно, после кесарева сечения выписывают на 3 день, но если есть указания врача, то можно задержаться и на 4. Со мной всё было в порядке, и домой я поехала по стандартному расписанию.
— Доктор, спасибо! Мне всё очень понравилось! — сказала я врачу на приеме через месяц.
— Я очень рад. Какие-то жалобы или пожелания?
— Нет, только надеюсь, что Вам это вино понравится, — улыбнулась я и протянула врачу красиво упакованную бутылку дорогого красного вина.
— Не сомневаюсь, что понравится.
Я ехала домой с чувством выполненного долга. Теперь точно всё! Все живы, здоровы и довольны, осталось только этим наслаждаться.
↧
Мои забавные американские роды
↧